Даже небольшой «тираж» девальвирует его ценность. Во многих случаях так
оно и есть, однако к картинам Тропинина (да и почти всех живописцев его
времени) надо, очевидно, подходить с особой меркой. Во-первых, авторские
варианты и повторения лучших работ – не копии с «оригинала», а сами
являются оригиналами (а если мы и находим среди них «копию», то такую, к
которой должны быть отнесены слова А. Ф. Коростина, писавшего в книге
«Русская литография XIX века»: «В руках подлинного художника “копия” или
“повторение” почти всегда означает “вариант”» [25]). Во-вторых, появление
таких вариантов-повторений было обусловлено реалиями самого времени.
Любое произведение искусства лишь тогда чего-нибудь стоит, когда
возможен его «контакт» со зрителем во множественном числе. Репродукция
картин известных мастеров еще не получила в то время должного
распространения, да и не имела совершенного технического решения,
позволявшего с факсимильной точностью воспроизводить оригинал
произведения искусства, как это стало возможным позднее в связи с
совершенствованием репродукционных процессов на основе фототехники.
Напомним, что вплоть до конца XIX века репродукции выполнялись вручную,
различными способами эстампа, что обусловливало большую или меньшую
степень субъективности в передаче оригинала [26]. Гравированные картины и
портреты, выполнявшиеся с живописного оригинала, представляли
самостоятельную художественную ценность, однако имели ограниченное
применение. Поэтому повторение художником своей картины было
необходимостью, причем такой, которая, реализовавшись, делала это
произведение искусства достоянием уже не только частным, но
и общественным. Кстати, принесшую Тропинину
славу мастера женских образов картину «Кружевница» художнику пришлось
повторить 7 раз и тоже потому, что картина очень понравилась, а делать
репродукции еще не умели.
В упоминавшейся уже выше работе
[25] Коростин А. Ф. Русская литография XIX века. М.: Искусство, 1953, стр.
59. [26] «Наиболее искусные мастера «давали “копиям ”... новую жизнь, привносили
в них свое мастерство, свое ощущение линии, тона, освещения. Они
являлись, по сути, соавторами и интерпретаторами выполненного
рисовальщиком или живописцем произведения. Русские граверы никогда
рабски не копировали первоисточник, если только не создавали точную
копию. Знакомясь с произведениями наиболее выдающихся граверов, в том
числе и в книжных изданиях, мы убеждаемся в том, что, воспроизводя
творение мастера, гравер не забывал того, что он и сам художник, и
старался вложить в работу свое собственное восприятие изображения.
Иногда оригинал перерабатывался настолько, что возникало новое
произведение. Причем изменения касались не только построения, отдельных
деталей обрамления (если таковые присутствовали), но и трактовки образа»
(Кольцова Л. А. Портрет в книжной графике первой половины XIX
века. К вопросу творческой интерпретации. // Русское искусство Нового
времени. Исследования и материалы. Сб. статей. Вып. 10: Императорская
Академия художеств. Дела и люди. – М.: Памятники исторической мысли. –
2006. – с. 182). |
|
Н. Н. Коваленской (1951), автор, понимая, очевидно, существование самой
необходимости в повторениях, в то же время не допускает почему-то и
мысли, что в них настоящий мастер способен с неменьшей художественной
силой воссоздать удавшийся ему ранее образ, а уж тем более превзойти в
чем-то свою прежнюю работу:
«Тропинину пришлось неоднократно повторять этот образ в виде
«Золотошвейки» (1826), «Белошвейки» (после 1835, до 1941 года обе были в
Новгородском музее) и др. В этих повторениях исчезает живое содержание
образа и усиливается слащавость, превращаясь в условный штамп. То же
происходит и в многочисленных повторениях «Гитариста», первоначально
задуманного как жанровый портрет одного из Морковых («Гитарист», 1820,
ГТГ; «Гитарист», 1839, ГРМ и др.)» [27].
В этой оценке искусствоведческая объективность оказалась поставленной
в зависимость от обычной «бытийной» догмы и ей подчинилась:
повторяемость — свойство механического труда и враг творчества,
рассудила автор, а раз так, то там в искусстве, где есть повторение, не
может не быть схематизма, шаблонности, однообразия, монотонности и
проч., и проч. Спору нет, живопись была для Тропинина не только
искусством, но и ремеслом, дававшим средства к существованию, но при
этом он всегда был таким «ремесленником», который и любил свое
«ремесло», и уважал себя в нем, как творческую личность. Потому-то все
«повторения» художника такие разные и непохожие, а каждое по-своему
замечательно.
География картины
В Государственную Третьяковскую галерею «Гитарист» В. А. Тропинина
1823 года поступил в июне 1917 г., когда по просьбе сестер М. С. и X. С. Барышниковых (имение Алексино Дорогобужского уезда Смоленской губернии)
из их богатой родовой коллекции живописи представителями «Московского
Союза деятелей музеев и частных хранилищ» были отобраны 23 наиболее
ценные картины, переданные затем на временное хранение в Румянцевский
музей и Третьяковскую галерею. В Третьяковской галерее, в частности
оказались 4 произведения В. А. Тропинина — «Портрет А. Барышникова»
(1829), «Кружевница» (1824), «Золотошвейка» (1825) и «Гитарист» (1823).
К этой картине сохранился карандашный этюд: Гитарист. Этюд портрета 1823
г. В. И. Моркова с гитарой, находящегося в ГТГ (бумага, итальянский
карандаш, размер — 36,2 × 23,2; на обороте: Лаокоон. Рисунок с античной
скульптуры. Беглый набросок).
«Гитарист» 1832 года неоднократно повторялся и варьировался художником.
Вариант-повторение 1839 года находится в Государственном Русском музее в
Санкт-
[27] Наталья Коваленская. История русского искусства первой половины XIX
века. Искусство, 1951. С. 111. |